Маленькие подарочки от мертвецов или Девочка, Которая Пролазила Через Сиденье Унитаза
Такой вот подарочек случайно иной раз в руку закатится, как котенок лаской дребезжа – и душа растревожится, и марево горизонт пожрет, и соседка человеческим голосом заговорит из-за стены, и яишница на сковороде начнет петь строгим голосом фронтовую песню. И ты не своя, и присядь лучше на уголочек, и плачешь как маленький осиротевший медвежонок из книжки Бианки. Особенно это касается музыки: диски там, еще бумажки какие-нибудь – разве бумажки не музыка?
Тогда я, по идее, должна рыдать всякий раз, когда. В смысле, мне А. еще давно триумфально подарил сиденье для унитаза, потому что старое сиденье он случайно раздолбал в щепки пьяненький. Не спрашивайте, как. Подарочное сиденье он, разумеется, притащил с утра на факультет, где оно безумно радовало заскучавших обывателей, которые как раз давно не наблюдали какого-нибудь кощунства со стороны нашей фрик-группировки. Тогда мы устроили, кажется, конкурс: «Девочка, которая может пролезть через дыру в унитазном сидении». Этой девочкой, фанфары и знамена, оказалась я, потому что у остальных девочек были либо слишком широкие бедра, либо слишком развитый интеллект («дебилы какие-то»). После вручения номинации чудо-девочку таскали по всем этажам журфака c аннотированием, достойным Тигровых Лилий (“А теперь – Девочка, Которая Запросто Может Пролезть Через Сиденье Унитаза!» , заставляя проделывать удивительной виртуозности и гибкости акт again and again. Когда я пролазила через сиденье, я была похожа на Мэрилина Мэнсона. Это было божественно. В этом было что-то церебральное и серебристое - мне казалось, что я - Зигги Стардаст, а мои друзья - Пауки С Марса. Сиденье нам, тогда очень стремительно фрикмевшим, уже к третьей паре надоело, но светлая память осталась. Теперь я всегда вспоминаю эту веселую и поучительную историю всякий раз, когда. А вовсе и не захлебываюсь рыданием, как захмелевший хлебороб.
“Моя мама всегда говорила мне, - писал А., - что это ничего страшного, если люди над тобой смеются. Гораздо страшнее, когда над тобой плачут”.
А я все думаю – ведь очень многое изменилось с тех пор. Являюсь ли я до сих пор Девочкой, Которая Запросто Может Пролезть Через Сиденье Унитаза? Сильно ли изменилась я? Какой, любопытно, ширины мои бедра? Вдруг я совершенно другой человек – который даже не читает мой Живой Блокнот и не трогает себя за нос во время просмотра концертов? Отнесите, отнесите этот абзац Мураками и он сделает из этого целый роман.
Тогда я, по идее, должна рыдать всякий раз, когда. В смысле, мне А. еще давно триумфально подарил сиденье для унитаза, потому что старое сиденье он случайно раздолбал в щепки пьяненький. Не спрашивайте, как. Подарочное сиденье он, разумеется, притащил с утра на факультет, где оно безумно радовало заскучавших обывателей, которые как раз давно не наблюдали какого-нибудь кощунства со стороны нашей фрик-группировки. Тогда мы устроили, кажется, конкурс: «Девочка, которая может пролезть через дыру в унитазном сидении». Этой девочкой, фанфары и знамена, оказалась я, потому что у остальных девочек были либо слишком широкие бедра, либо слишком развитый интеллект («дебилы какие-то»). После вручения номинации чудо-девочку таскали по всем этажам журфака c аннотированием, достойным Тигровых Лилий (“А теперь – Девочка, Которая Запросто Может Пролезть Через Сиденье Унитаза!» , заставляя проделывать удивительной виртуозности и гибкости акт again and again. Когда я пролазила через сиденье, я была похожа на Мэрилина Мэнсона. Это было божественно. В этом было что-то церебральное и серебристое - мне казалось, что я - Зигги Стардаст, а мои друзья - Пауки С Марса. Сиденье нам, тогда очень стремительно фрикмевшим, уже к третьей паре надоело, но светлая память осталась. Теперь я всегда вспоминаю эту веселую и поучительную историю всякий раз, когда. А вовсе и не захлебываюсь рыданием, как захмелевший хлебороб.
“Моя мама всегда говорила мне, - писал А., - что это ничего страшного, если люди над тобой смеются. Гораздо страшнее, когда над тобой плачут”.
А я все думаю – ведь очень многое изменилось с тех пор. Являюсь ли я до сих пор Девочкой, Которая Запросто Может Пролезть Через Сиденье Унитаза? Сильно ли изменилась я? Какой, любопытно, ширины мои бедра? Вдруг я совершенно другой человек – который даже не читает мой Живой Блокнот и не трогает себя за нос во время просмотра концертов? Отнесите, отнесите этот абзац Мураками и он сделает из этого целый роман.
