Мне вернули мое любимое радио, где раньше сидел Господь вместо звукорежиссера. Сегодня Господь прикалывается, как школьник - я даже рассказывать не буду, какой он музыкой развлекается...
- Что я здесь делаю? - Если тебе удалось продержаться несколько первых дней - ты победила. - И что теперь? - Одному Богу известно... Как-то глупо ведет себя потусторонний мир. Я лучше с материальным пообщаюсь - вот как раз мама приехала, принесла мне ядовитых растений с гибкими пальцами - они по всей кухне, как козы разбрелись.
На столе стоит сирень. Вы знаете, с чем у меня сейчас сирень ассоциируется? Не знаете. А я вам рассказывать не буду. Потому что вы - чужие чудные люди, у вас глаза треугольные - ну, или не тругольные - вообще, без разницы, какие они там - главное, что я долбанный параноик, как и говорилось в начале нашей с вами нежной встречи летним утром. Ну, да. На столе сирень, мать читает интервью с сыном президента и говорит: "О боги, как он похож на батьку", на окне стоят шахматы, в небесах гниют фикусы, на подоконнике начала мутировать роза по имени Мэрилин - из нее растут чорные листья. По-моему, ей очень плохо. Я не знаю, о чем теперь с ней разговаривать. Я боюсь на нее смотреть.